Кассе и Аделла, ептить! Иллюстрацию когда-то вешал здесь.


Путь Кассе был довольно долгим, но он нам о нем не расскажет, а Ма-Ры рядом нет. Придется кинуть оком со стороны.
Итак, выбравшись из богом проклятого городишки на своих двух, Кассе, со страхом оглядываясь по сторонам, направился к окраине леса, граничащего с другим, высокообразованным и культурным городом. Там он хотел видеть свою давнюю знакомую - травницу по имени Аделла. Когда-то давно она жила в своей хижине, и люд с разных городов забредал к ней на лечение, и любого она умела успокоить и обогреть, вылечить от всевозможных недугов простой травой и свежим воздухом. И люди несли весть за окраины: вот тут живет добрая знахарка, которая может вылечить любого. И в благодарность несли ей деньги и прочие блага, но она никогда ничего не просила сама.
"Работаешь за идею?"- смеялся над ней Кассе.
Да, он к ней частенько заходил… Еще когда впервые побывал в этих местах. Поначалу он брал у нее лечебные травы, потом стал смотреть, как она работает. Затем ее дом стал его убежищем от кулаков обведенной вокруг пальца толпы. С завидной постоянностью он бегал к ней и прятался за ее широкой юбкой, и даже если его настигали - она просила за него, и вынуждала людей отступить. Но Кассе редко благодарил Аделлу. Она его просто забавляла - своей добротой, своей бескорыстностью, телячьей нежностью, отрешенностью от всех человеческих пороков, которые Кассе так обожал и на которых строил свое дело… Она упрекала его, но в шутку. И выгнать этого рыжего беса из своего дома она тоже была не в силах. Часто между ними разгорались споры на тему отношений между людьми, и Кассе помнил, что Аделла всегда высказывалась за человеколюбие, в то время как он готов был угробить человека за выгоду.
- Ты лечишь людей химией, а где же твоя доброта? - вопрошала она. - Эдак ты профессию свою позоришь, людям приносишь страдания…
- Ты еще скучнее моего отца, - зевая, отвечал Кассе.
Но однажды тон Аделлы сменился на более жесткий.
- А что, Кассе, тебе как дома жилось? Там, небось, такие же умельцы все? Не хотелось бы мне жить в вашей стране. Да и тебя, Кассенька, вероятно, не радовала жизнь среди себе подобных, вот сюда, к людям подобрее и скакнул…
Это была правда. Бударан был суров и слабых не любил. Кассе вспомнил свою жизнь, полную унижений, жизнь на всеми горячо любимом Бударане, Бударане Морозном, Бударане Железноруком, и с тех пор он ходил понурившись, и стал больше присматриваться к Аделле и ее деяниям.
Ах, сердобольная Аделла!.. Кто, как не она, влила в сердце маленького негодяя несколько капель любви и сострадания? И если бы Ма-Ра знал, что именно благодаря Аделле лекарь так заботился о его ранах!
И была она единственной подругой его.
…Сколько лет прошло со времен их последней встречи? Десять? Двенадцать? Точно не скажешь. Но что странно - не иначе как судьба снова сводит их вместе. Только найдет ли он ее на прежнем месте, и найдет ли прежней ее? А она? Не оттолкнет ли его, человека, принесшего ей столько мучений, к тому же уже совсем не такого красивого, как раньше?
Оставалось только надеяться.
А травница Аделла все эти годы жила в своем доме на окраине леса, и в жизни ее не было практически никаких изменений. В городах уже грохотали поезда, улицы освещались электричеством, обществом овладевали самые невероятные моды, а она себе скромно жила в своем доме на опушке, отрешенная от проблем цивилизации. Всё так же ходили к ней за помощью люди, поэтому она не удивилась, когда в тот день в дверь дома постучали.
Она, оставив растирание листьев, живо подскочила к двери и отворила ее. Но каково же было ее удивление, когда на пороге она узрела бударанца. Бударанца - потому что с зеленоватой кожей, но тучного, с выдающимся животом и одетого совершенно не по-бударански.
- Чем могу быть полезна? - насторожившись, как всегда вежливо спросила Аделла, видимо, не узнав своего старого знакомого. Несколько секунд Кассе смотрел ей в глаза, затем тихо спросил:
- Аделла, ты не узнаешь меня?
Травница сначала сузила глаза, потом широко раскрыла от потрясения. Она узнала.
- Кассе! Ты!
- Аделла, давай зайдем внутрь, за мной могут гнаться.
Ну хоть что-то в нем осталось от прежнего Кассе! Травница открыла дверь настежь, и как только зеленокожий был внутри, закрыла ее на засов.
- Кассе, ты… каким ветром здесь? И… и что с тобой? Боже, сколько прошло лет!.. - не находя изящных слов, лепетала женщина.
- Я тоже рад тебя видеть, дорогая Аделла, - сказал Кассе, снимая с плеча небольшую полотняную сумку. - Дело у меня к тебе есть… Разреши мне побыть у тебя день-другой. Я всё расскажу.
Аделла улыбнулась:
- Да мне что, в первый раз прятать тебя? Снова, небось, за старое принялся?
- Со старым я завязал… - проговорил Кассе, глядя ей в глаза.
Она даже не постарела, всё такая же жизнерадостная и свежая. Только "гусиные лапки" у глаз выдавали ее возраст…
Кассе остановил на ней свой взгляд, думая о прошлом. Женщина заметила, что ее давний знакомый весь дрожит, и что вид у него довольно болезненный.
- Неважно выглядишь, - констатировала она, осматривая толстяка, а потом будто прервала свои же мысли вскинутыми руками: - Ладно! Пойдем на кухню. Там всё расскажешь - и про причины, и про следствия…
Не прошло и пяти минут, как они оба сидели в бревенчатой пристройке-кухне. День клонился к вечеру, и сюда прокралась вечерняя прохлада, немного утешив головную боль беглеца.
- Я умираю от этой погоды, Адель, - жаловался Кассе, - ты знаешь, что для нас нет ничего хуже зноя, и я бы никогда не пришел сюда, если бы меня не заставили это сделать. Ты не знаешь, Адель… десять лет назад я вернулся на родину и занялся своими обязанностями.
Я ухаживал за больными и ранеными, и - да, твой метод дает результаты! Я больше никогда не возвращался к тому, что ты видела раньше…
Он сделал паузу, смущенно потирая пухлую щеку, и продолжил:
- Мне начало казаться, что я нахожу какое-то единение с людьми, что мои старания не улетают как в прорву. Мне так казалось до тех пор, пока в один прекрасный день ко мне не явился Ма-Ра.
- Кто это?
Тут Кассе на гора выдал такое длинное и возмущенное описание своего приятеля, что Аделла невольно ужаснулась, с кем Кассе пришлось иметь дело. По словам зеленокожего выходило, что этот самый Ма-Ра - едва ли сам дьявол во плоти.
-… Он ненормальный, пропойца и насильник, он разговаривает с богами смерти и жизнь человеческую не ставит ни в грош! Ма-Ра - перентрикор, и этим всё сказано. Я уже говорил тебе когда-то, что у нас нету семей, а из таких отменных волчат, как Ма-Ра делают основу нашей армии, которая порешит родителей, ежели прикажет вождь - их единственный отец. Он - собака шелудивая, не имеющая понятия о ценности чужих чувств. У нас никто не имеет понятия о ценности чужих чувств! Придет на твою землю солдатня - и ее закон! Схватит за шкирки - лечи его!
Травница заслушалась. Кассина речь наполнялась ненавистью.
- Его принесли в больницу с изрубленными в мясо ногами, и что ты думаешь? Я выходил его! Я делал ему припарки, я увивал его ноги бинтами и не отходил от него ни на шаг. В результате меня приставили к нему, как вечного слугу, а он возьми да махни за границу, и меня с собой - хвать! И с тех пор уже больше пяти лет прошло, да чего я только не натерпелся от этого проклятого головореза, от этой циничной свиньи!! Он хочет поймать меня, а я больше не могу быть рядом с ним, Аделла, понимаешь? Он думает, что мое мнение ничего не значит, что я - его цепной пес. "Вот я сдохну - и ты сдохнешь вместе со мной!"
Женщина качала головой, выслушивая про их совместные похождения, про проклятие, про какую-то странную деваху Настурцию и не менее странную Инени.
- Так, так… а что за проклятие такое? Что за "колдунья"? - спросила травница, когда Кассе перешел на рассказ о своих новых болезнях.
- Посмотри на меня, Аделла, - с горечью сказал Кассе, протягивая к ней опухшие руки. - Вот тебе и проклятие. Та женщина… она коснулась меня и сказала, что я получу то, что заслужил. И перентрикору моему драгоценному она сказала то же самое, так с тех пор он начал сохнуть и видеть смерть, а у меня появился зверский голод. С тех пор всего год прошел, посмотри на меня и скажи: разве за год нормальный человек может так разжиреть?
- Хм… - протянула Аделла, рассматривая обрюзгшее тело лекаря. - Твой случай, если ты не преувеличиваешь, действительно странен, дорогой коллега. Только при чем тут колдовство? Ты же образованный человек и понимаешь, что это глупость. Знавала я людей, которые после какого-то потрясения менялись до неузнаваемости: старели, худели, или наоборот - становились тучными… Но, Кассе, ты ведь и сам врач, чего ж не определишь причину своего недуга?
- Не знаю…- помертвевшим голосом ответил Кассе. - У меня печенка болит, и в сердце что-то колет.
- Скверно. Но ты ведь знаешь, что я не специалист по вырезанию дряни из тела. К отцу тебе нужно, он у тебя всё знает…
- Нет! К отцу мне дорога заказана, да мне… и некогда сейчас.
Бударанец замялся с ясным ответом.
- Понимаешь, дела еще есть в столице. Отложить их нельзя.
- Какие еще дела, Кассе! - нахмурилась Аделла. - Тебя вон обсыпало всего. Послушай, как тяжело ты дышишь. На губах какая-то черная пыль… ты что, уголь ешь?
Кассе боялся и молчал.
- Послушай, - травница положила ладони на его плечи. - Оставайся у меня. Не на день, и не на два. Оставайся, пока не вылечишься. Ну нельзя тебе идти! До столицы неделя дороги , не дойдешь ведь, Кась, я же вижу.
- Нет-нет, мне нужно будет идти, - испуганно залепетал Кассе. - Те люди ждут меня. Не говори мне ничего! Если Ма-Ра найдет меня здесь - он порешит нас двоих.
- Ты лгун, - сказала Аделла, ведь ей хорошо были известны все пороки бударанца, и вранье от страха в том числе.
Кассе воззрился на нее непонимающе, а она хлопнула в ладоши:
- Всё, ничего не хочу слушать! Быстро в постель. Время уже позднее, буду лечить тебя.
Лекарь послушно поплелся за ней в гостиную. Возле распахнутого окна ему была постелена роскошная мягкая кровать, - настоящая южанская, с пуховой подушкой и стеганым шелковым одеялом, - на таких кроватих спал он уже много лет назад, а потом снова перебирался к грубым бударанским лежанкам, которые так соответствовали бударанскому характеру. Была ли тут связь? Грубо тесаный стол, на нем грубое шерстяное одеяло и жесткий валик под голову, - при одной мысли о бударанских кроватях Кассе непременно видел перед собой Ма-Ру, такого же грубо тесаного и жесткого. А тут - упал в кровать и растянулся, растекся. И всё мягкое, и всё чистое, и голова утопает в перине… И Аделла напоминала эту кровать: всегда мягкая, всегда чистая и всегда успокаивающая. Как мать…
- Нет-нет-нет, дорогой коллега! - Аделла сдернула с него одеяло. - Спать в этой тесной одежде ты не будешь, телу нужен отдых. Возьми под подушкой ночную сорочку.
Кассе, пыхтя, нашарил под пуховиком ситцевую ткань и принялся стаскивать с себя тесную рубашонку. Травница внимательно смотрела за всеми его телодвижениями и отмечала про себя, что он действительно очень растолстел и как-то стал еще более жалким на вид. Но, как уже говорилось, Аделла была женщина сердобольная, и ей не хотелось лишний раз расстраивать старого знакомого напоминанием о его болезни.
- Думай что хочешь, Кассе, - заговорила она, когда тот начал снимать штаны, - но тебе нельзя носить такую тесную одежду. У тебя же весь живот сдавлен.
- Прости, дорогая, - как бы виновато проговорил Кассе, - у меня не было времени подбирать одежду посвободнее.
- Я принесу тебе халат - такой, который здесь носится в качестве постоянной одежды.
Она пошла в свою комнату и принесла оттуда черный, из довольно прочного материала халат, принадлежавший некогда (судя по размеру) весьма тучному человеку. Кассе поник: ну вот и дожил, придется носить этот чехол вместо нормальной одежды. Аделла заметила досаду в его глазах и улыбнулась.
- А вот не будешь лодырничать - станешь таким же красавцем, каким я знала тебя раньше. Да ты и сейчас красивый, тебя ничто не сумеет испортить… - говорила она ласково, втирая мазь в виски Кассе. - Тебе на ночь надо выпить мятной воды - тяжесть как рукой снимет. Коль все же захочешь идти - возьмешь с собой кое-что, я тебе дам…
Она мирно говорила, и постепенно смысл ее слов стал теряться, осталось только звучание - приятное и теплое. Кассе смотрел на нее из-под спущенных век, и мысли его не покидал Ма-Ра. Он протягивал к нему свою костлявую руку, ухмылялся и говорил: "Что, мразота, прячешься за бабьи юбки? Сам ты баба в штанах, опухоль зеленая! Погоди же, больничный наместничек, я тебе всыплю по первое число, мягкотелый червяк!"
Кассе отвернул голову, дабы скрыть слезы, но Аделла увидела и это.
- В чем дело?
Лекарь резко повернулся и схватил ее руки своими толстыми пальцами.
- Адель, скажи, я червяк?
- Что ты несешь, Кассе…
- Нет, Адель, правда! Мне все говорят, что я червяк. Я устал мыкаться по этому равнодушному и жестокому миру. Я не хочу, чтобы меня снова сцапала лапа Бударана! Пчелка моя трудолюбивая, ты единственная, кому я не безразличен! Ты была права, всегда и во всем абсолютно права, милая Аделла! Прости меня за былое! Я не хочу возвращаться на родину… я не хочу жить в этой ужасной стране, среди перентрикоров и женщин, жестких, как камни Бударана и…
Не договорив, он зарыдал.
Травница смотрела на него с величайшей грустью.
- Бедный мальчик, - вздохнула она.
Но спал Кассе крепко. Рядом была мать, а иссохший демон в черном шлеме кричал сейчас проклятия где-то очень далеко…