[Octane]

Снова подарок Пылающему

Давно чет не было Ма-Ры...

Вот, казалось бы, работа в состоянии жесткого наброска. но она мне нравится. Потому что я неожиданно для себя сумел передать эту атмосферу за столом, что со мной бывает редко.
Ма-Ра разозлился на Инени за то, что она низает бусы на столе. Настурция в ауте. Кассе перманентно тошнит. Все мрачные.




АПД

Прибил немного текста к этой картинке.

Утро было жарким. В этом краю духота и палящее солнце были самой распространенной погодой, и мне уже становилось дурно от этого. Нам, привыкшим к прохладе, жара этого пыльного города казалась смертельной. Днем мы старались вообще не выходить на улицу.
Жизнь начиналась лишь под вечер, когда солнце было не таким палящим.
Мы садились за стол, как когда-то на родине… Не было уже с нами, правда, наших товарищей, и жизнь казалась такой замершей, расплавившейся и не имеющей смысла, - совсем не так как тогда, когда мы сидели дома за общим столом и живо переговаривались о будущих великих делах.
Итак, к вечеру мы сползлись к столу. Кухня съемной пристройки была маленькая, темная. В ней всегда чем-то воняло, прокисшим хлебом или молоком.
На столе стояли остатки позавчерашних закупок, которые от жары уже успели испортиться. Я сидел, Инени как всегда что-то там плела из бусин (дура такая, все деньги спустила на свои проклятые бусы). Рядом со мной сидел Кассе, напротив Кассе - Настурция. Что-то вяло жевали, Настурция протягивала мне хлеб, который я не любил и молоко, которое каждый бударанец ненавидел.
- Я, кажется, объяснял, почему не люблю молоко? - сказал я, взглянув на стакан.
- Да, это все равно что пить мочу или сперму. - сказала Настурция, продолжая держать стакан на вытянутой руке. С некоторых пор она взяла в моду говорить так же грубо, как и я и поступать как полный придурок - то есть, опять же как я.
Кассе сидел с рожей кислою более, чем полностью. В последнее время его без конца тошнило, ну совсем как беременную женщину. Он и видом-то чем-то на нее походил. Ах да, то были для него страшные дни. Он сходил с ума от жары. Видел бы кто, в какую рухлядь он превратился, мой бедный маленький Кассенька. То на него нападал чудовищный голод и он ел всё подряд, включая белый хлеб и молоко, то у него были приступы рвоты - и всё съеденное оказывалось в помойке. Он без конца пил добытые где-то на стороне лекарства, ел якобы целебные корни и горстями отправлял в рот уголь, отчего на губах у него всегда был черный налет. Но это еще что. Ему было всегда стыдно. Стыдно за свою новоприобретенную полноту, за то, что гордый бударанский подбородок утонул в жирных складках, за дурацкую походку вразвалочку (как у беременной бабы), за частую одышку при ходьбе и, конечно же, за свои истеричные выпады. Из-за постоянного стыда даже такая непроницаемая зеленая кожа краснела на щечках, и это вызывало у меня умиление даже более идиотское, чем у Настурции. (Вот она, как раз, очень жалела Каську, можно даже сказать - готова была его погладить по голове, в то время как я, весело щебеча, планомерно загонял его в могилу).
- Инени! - бахнул я кулаком по столу, когда дуреха рассыпала мелкие бусины по столу. - Тебе сколько раз говорить, чтоб ты не занималась этим за едой?!
Инени посмотрела на меня своими детскими, невинными и ничего не понимающими глазами и принялась собирать бусинки. А они как назло укатывались и сыплись на пол. Я смял лицо ладонью.
- А мне жарко. - заныла Инени, ползая под столом в поисках своей фурнитуры.
- А мне тоже, Кукушенька. - в тон ответил я.
- А когда мы уедем отсюда?
- Когда будем знать, куда мы уедем и когда я закончу дела в городе и куплю нам горючее.
Пауза.
- Я домой хочу. - заплакала Инени.
- Я тоже хочу, Кукушенька, но домой нельзя. Дома бардак. - ответил я.
- Мммммм… - донеслось разочарованное где-то из-под стола.
- Я абсолютно точно знаю одно: если мы не уедем отсюда в скором времени - этот климат убьет нас. - проговорил Кассе. - Я говорю это тебе, как врач.
Он любил прикрываться своим врачевательством, как щитом, а оскудевший ум прятать за вычурными речами. Но я уже давно просек это и только большая сила воли удерживала меня от очередной колкости по этому поводу. Что же ты, врач негодный, других носом тычешь, а сам тут в ведро блюешь и даже названия своей болезни не знаешь?
- Уедем, уедем. - сказал я, снимая шлем и вытирая пот со лба. - Ты только не трать все деньги на еду. И хлеб не ешь, а то в дверь не влезешь - уедем без тебя.
Ну не сдержался. Кассе вздохнул, через некоторое время вскочил из-за стола и убежал на улицу. Настурция посмотрела ему вслед жалостливо.
Я вылил себе на голову стакан воды и лег на кровать, обдумывая дальнейший план действий. Уезжать надо отсюда… а то сваримся. Но куда…
Я тоже хотел домой.