Опять у меня сопливо-жалельное настроение, наверное простуда дает о себе знать. Под такое настроение пишется всегда чота такое щемяще-жалостливое. Короче, продолжение банкета с буйствами Мареньки, на сей раз в дурдоме, в который его таки запихнули, а чтоб не брыкался - связали по рукам и ногам. Но Вучети и там его не бросил, хотя пилюлю хорошую вставил.
Разговор содержательный шо капец.
- Я говорил с врачами, они сказали, что одну руку тебе можно освободить. А теперь проверь состояние своего здоровья. Возьми эту чашку! – И Вучети дал ему в руку чашку с водой. Но рука Ма-Ры так тряслась, что он умудрился расплескать налитую до половины воду.. С ужасом он смотрел на это действие, а Вучети зло проговорил, глядя приятелю в самые зрачки:
- - Доигрался, пьянь? Да? Допрыгался? Смотри теперь еще! – И он взял Маренькину руку, приложив к ней свою. Конечность Мареньки исхудала до того, что в самом узком месте толщиною была как два пальца. Ма-Ра смотрел на свою руку как злой дух на святую статую.
- Отстань от меня! – закричал он тут, зарываясь лицом в подушку и ревя в нее.
- Я тебе отстану сейчас, кажется! – Вучети дернул его за плечо и силой развернул к себе с надеждой посмотреть ему в глаза. Но Ма-Ра их предательски зажмурил. Из синих глазниц текли соленые ручьи, рот дрожал, ручьи втекали в него. Перед священником был натуральный больной старик.
- Маренька! Ты сейчас болтаешься между мирами, Маренька! – сказал Вучети. – Его тут все обхаживают, а он все не просыхает и не просыхает! Ну скажи мне, что у тебя болит? Давай, поплачься, что ли, я же духовник, это мой долг – выслушивать излияния таких как ты.
- Да заткнись! – пуще прежнего заревел Ма-Ра. – Все у меня болит, и тело, и голова!
- А душа?
- И душа!
- Ой мамочки… - вздохнул Вучети, берясь за холодное полотенце и вытирая им Маренькино лицо. – Я совсем забыл, что Маренька у нас теперь ребеночек, ему надо вытирать сопли и гладить по головушке. А знаешь, что от этого помогает? Женщина. Ну вот представь, что твоя жена сюда заявилась со своей стряпней и багажом всяких лекарств, а ты лежишь тут весь такой несчастный. А она такая «Ах, бедный Маренька!» И обнимает тебя, и целует, и всякими нежными словами называет, хотя ты и редкое говно. А потом, - тут Вучети приступил к процессу бинтования головы приятеля , - перевязывает тебе голову, укладывает в теплую постель, взбивает тебе подушку и поит целебными отварами. И ты засыпаешь под ее нежный голосок. А на следующее утро просыпаешься здоровым.
Ма-Ра заслушался и даже рыдать перестал.
- Знала бы Таалела, какое дерьмо ей досталось в мужья. – тихо проговорил он, глядя в пустоту.
- Ой, Маренька, что правда, то не грех.
- Когда меня отсюда выпустят?
- Когда перестанешь разводить истерики и ловить чертей по углам.
- Никогда, значит?
- Ну что ты себя хоронишь заживо? Выпустят, выпустят, куда денутся… Только ты должен выздороветь для начала.
- Я здоров… - снова пустил слезу Маренька.
- Цыц! – шикнул на него Вучети и Ма-Ра втянул слезу обратно. – Все больные говорят, что здоровы. Смирись, ты болен. Ты рожу свою видел? Хорошо что тут нет зеркал, тебя удар бы хватил. А хочешь, я подниму тебя на руках? А знаешь, кто тебя нес сюда на руках? Лагатос! Ага, маленькая женщина Лагатос несла на руках тебя, здоровенного мужика, как легкую пушинку.
- Стыд-то какой… - закрыл голову руками Ма-Ра.
- Вот именно. Поэтому я тебе пока вместо жены… Вот хлеб, вот вода, вот рыбка жаренная, я кости повыбрал… Ешь, тебе нужно поправляться. Если конечно не хочешь остаться здесь навсегда.
- Не хочу… - промычал Маренька, положив в рот маленького карасика и насилу двигая слабой челюстью. Прожевав, он со скрипом повернул голову к Вучети и сказал:
- Тебе со мной, как и Таалеле, не повезло. А мне с тобой очень.
Вучети и не пытался спорить.