Похоронщик

[Octane]

Сподобился наконец-то написать хоть один законченный бударанский рассказ!
По форме интервью с элитным гробовщиком, который хоронил вождей.

ПОХОРОНЩИК.

Да, все они проходили передо мной. Я могущественнее самого керранга, потому что даже сам керранг был тут, на моем столе. Я пережил самого вождя! И я могу рассказать, кто как жил и кто как умирал... Мертвое лицо может много о чем сказать. Вот посмотри: этому было больно. А этот, похоже, и рад был, что покидает мир. И посмотри на эту усмешку, которая застыла на его губах. Смотрите, дескать, смотрите! И вы тоже когда-нибудь поплывете по этой реке...
Если начать всех их, этих приблеженных керранга, перебирать... там столько всего откроется! Но я тебе об этом рассказывать не буду. Все они были несчастные люди, кто-то в большей мере, кто-то в меньшей.
Вот взять хотя бы генерала Шуригена. Несчастнейший же был человек! Ни дома, ни семьи... друзей - и тех не было. Все уже знают эту историю про то как он бежал с Юга и попал к нам в одной рванине, этот, как его там называли, король степи. Думаешь, у нас ему было лучше? Ни разу.. Я-то знаю. Я вообще был вхож в Дворец керрангов, у них там часто... несчастные случаи бывали.
Да, так вот, Шуриген. Личность неоднозначная. Для одних он бандит, для других - самый искренний из всех наших генералов, ну вроде такой простачок с окраины. Сказать могу одно - жизнь его была ужасна. А стала она такой, наверное, после убийства матери. Да нет, не думай, что мне жалко его мамашу. Но ведь сказано же: один раз убьешь - всю жизнь не отмоешься. Ты думаешь, он свою мать придушил по каким-то идеологическим соображениям? Да прямо сейчас! Он злость свою на нее вылил, а через нее - на всех женщин мира, на всех отсталых и темных людей. И всю жизнь свою он стремился к обучению, получению образования. И, напиваясь, он всегда ненавидел самого себя... ненавидел слатийскую свою часть, которая росла и крепла в нем. А он хотел быть бударанцем, настоящим бударанцем!
Да, это был злой человек. Он совершил немало ужасных поступков в своей жизни. Но вместе с тем он был несчастен и одинок. И подумать только, что было бы, если бы ребенком он попал сюда, на Бударан? Если бы его воспитали здесь, если бы у него была опора в жизни, друзья? Жена?
Но, как на грех, Шуриген через всю свою жизнь пронес эту ненависть к женщинам.
Подходил ли он хоть раз хоть к одной? Ну, возможно, и подходил... Да, подходил. Не знаю, что у них там было, но ничего, разумеется, не вышло. Он хоть и прославился своими "подвигами", но какие, к черту, подвиги для женщины? Подвиги как раз ценят керранги... женщин же волнует характер, а он у Шуригена был, прямо скажем, скверный. Да и здоровье его подвело. Ему было около сорока пяти лет, по бударанским меркам он был еще молод. А знаешь ли ты, что он уже в сорок пять лет ходил с палкой, как столетний старикан? Да, и половина волос поседела. И он, кстати, начал слепнуть - у него же глаза были краснючие и постоянно болели. Так и умирал он один, всеми брошеный, в своем дворце, который подарил ему керранг. Но он никогда не показывал людям своего горя. Слабость он скрыть уже не мог, но горе - ему хватало скупых пьяных слез вечером за стаканом. Я только изредка заглядывал к нему вечером.Тоже боялся его...
У военачальников, знаешь, есть свой срок годности. Я видел, что жизнь его стала бессмысленной. А когда жизнь становится бессмысленной - человек в скором времени умирает. Вот и он медленно угасал в одиночестве.
И вот однажды под вечер приносят мне его. Всё, откомандовался. Помню его лицо - белое, как известь, брови сведены судорогой. Вот так он жил - так и умер. На шее у него был след от цепи. Придушил его наш Ургант по горячке. Но какая разница, все равно бы со дня на день помер бы.
Началась неразбериха. Можно ли его сжечь? Над какой землей прах развеивать? Предать огласке похороны или сжечь тайно... и ставить ли статую, или обойтись каменным наличником. Я все это проделывал не в первый раз. Столько трупов перевидал на своей жизни, что на душе уже мозоль, ничего не чувствую. А тут вдруг жалко мне военачальника стало. Король степи, последний из себе подобных! Ушел из родного дома и навечно остался в чужом краю. И вот лежит он уже на костре. И я вижу его лицо, на котором застыло страдание и какой-то немой упрек... А через какие-то часы от Шуригена не остается и следа. Тайно развеяли прах, поставили статую на кладбище керрангов.
Жалко мне его. Он человек был хоть и злобный, но все же человек. Со своими слабостями, недостатками, со своими сильными сторонами... И не верь этому вранью, он не был страшным.
А вот Соуг, начальник застенков, - вот кто был страшен. Вот это был камень, а не бударанец. Когда мне принесли его тело, я про себя вздохнул с облегчением: ну наконец-то! Пережил, дрянь такая, самого Криша, а я пережил его.
Умер наш главный тайный палач неизвестно от чего, это скрывали. Но умер он с едкой усмешкой на устах. Лежал он на столе так, как будто совсем не мертвый, а вроде решил вздремнуть и во сне чему-то усмехнулся. Мол, радуйся, радуйся! И тебя скоро понесут вперед ногами.
Соуг жил долго, и я жалел, что так много знал о его жизни и о том, что он творил в своих застенках. Этот человек был начисто лишен чувств. Он был мерзок, холоден. скрытен, он умел убить человека одним только словом. И никогда он не каялся в содеянном. Наоборот, говорил: "Вы мне в ноги еще поклонитесь за мои труды. Только моими силами живет еще Бударан, если бы не я - он утонул бы в беспорядке, и ни Криш, ни вся свора командующих не смогли бы этому помешать."
Это был отвратительный брюзжащий старик. Пять десятков лет он был бессменным начальником застенков, он сам был застенком, он был прорвой, в которой умирали люди. И он говорил - так надо. Соуг не верил в посмертное бытие, именно поэтому он не чувствовал грязи, которая к нему липла. А после смерти еще и насмехаться над нами вздумал. "Верьте, верьте, дурачье, в ваших богов! Нет никаких богов! Все вы только прах, пустопорожний звук, и станете когда-нибудь такими, как я - развалитесь."
Может, правду говорят. что после смерти начальники застенков становятся палачами уже в аду - перевоплощаются в бога цепей и истязают грешные души. Глядя на бездыханное тело Соуга мне весьма в это верилось.
Я сжег его с превеликой радостью, как будто сжигал заразное тряпье или вредоносного жука. И от него осталась только зола, чему я был безмерно рад.
Ургант...
Таких как он не было, нет, и не будет! Он был соль бударанской земли. Это был человек крепких моральных устоев, мощный, как скала, и очень красивый. У него в голове не было ни одной кривой линии - одни прямые. Он привык все брать нахрапом, всегда идти напролом. Интриги соуговских застенков были ему чужды, он ненавидел их. Он привык трудиться. Он разрушал... но был и строителем. И никакие невзгоды не могли заставить его опуститься на дно. Этот великан всегда был сверху, несмотря ни на что.
Это была мощная подпора - такая же, как и Криш. Его характер, правда, не все выдерживали... Жена, к примеру, сбежала от него, но мне неизвестно, по какой причине. Подчиненные боялись его кулаков, однако какая-то неведомая сила все же держала их подле названного вождя.
И вот в один прекрасный день мне принесли и его... Тело отдельно, голову отдельно. Сломали нашу опору! Погиб в бою. И это было его счастье. Он говорил мне, что мечтал так умереть. Мечта сбылась.
Я пришил ему голову и расчесал волосы, отмыл от крови лицо. И вот уже и он растворился в пламени погребального костра.
Эх!.. Не будет больше таких людей, нет, никогда не будет...
Генеральша Тоске - уж на что была живуча, а и она предстала предо мной. Правда, спустя долгие годы. Старая, высушенная как змеиная шкурка, вся седая. Но спокойная! На лице ее читалось умиротворение. Она поняла, что не зря прожила жизнь. Хотя при жизни такая ведьма была! Это как Шуриген в женском обличьи... Правда, она была очень требовательна к себе, никогда не напивалась. Тело у нее было идеальное, даже несмотря на то, что когда-то очень давно она родила в страшных мучениях мертвого ребенка. Вот это ей на всю жизнь остался шрам... Но она его заставила зарасти. Так и жила - всё в себе, ничего наружу. О нет, это была не женщина. Это был сам черт!
Под конец войны она пропала, говорят, нашла отца и они куда-то подались вдвоем. На окраины, что ли...
Был еще такой чурбан Мабруц. Слушай, бывало у тебя такое ощущение, что ты не человека готовишь ко встрече с вечностью, а полено пеленаешь? А у меня было. Генерал Мабруц - это полено и есть. Человек глупый, хоть и мускулистый. Пустой человек был. И смерть его была пустая. И на лице не отражалось ровно ничего. Умер - никто даже не заметил. Стоило ли рождаться?
Да, Криш, увы, тоже побывал у меня... Я надеялся, что не побывает. Или пройдет тысяча лет прежде чем побывает. Вышло иначе. И вот спровадил я на тот свет нашего второго Бударана. И был он величественен даже на костре, как будто не умер, а заснул, чтобы проснуться в новом теле, в новой жизни - и те, кто был на похоронах (а их были тысячи), верили в то, что он уйдет в воздух, станет землей, станет водой, станет всем, что есть в нашей стране, и будет следить за своими детьми. Таким образом, даже будучи мертвым, дарил он надежду своему народу. Такова была в нем сила...
И я смотрел на него и думал о той реке, по которой все мы когда-нибудь поплывем.