За что люблю местную публику - так это за то, что она не станет обсуждать, как выглядит форма баллона в пятом кадре, в отличии от публики на известном ресурсе. Тут люди говорят про саму историю, а чтоб вы знали, нет ничего утомительнее, чем много раз выслушивать про технику исполнения. Это не то, что я хочу донести до зрителя.
Поскольку Египетские мотивы особого ажиотажа не вызвали - давайте поиграем с вами в игру. Вы придумываете сюда диалоги (Брэннэндэ, ша! Это еще не чибики!) Вы можете брать картинку за исходник и приписывать их прямо на нее. Когда ответов будет достаточно - я выложу свой изеачальный вариант диалога.
- Ну как я тебе? - спросил Загур. - Как бог, напяливший на себя блядские шмотки и сделавший на бедре татуировку полового органа. - сказал я. - Я не о том, дурак. Буду ли я иметь успех у мужчин? - Ты?! Лично я бы ни за какие деньги не лег с тобой в постель, надутое дерьмо! - Напрасно, мной не гнушался сам Бударан. - Иди врать! Бударан не имел связей с женщинами, тем более с проколотыми сосками. - Это ты так считаешь.
Конклав! Ум, честь и совесть эпохи! Я гарантирую это. Впервые я осознал, что бессменный вождь всея Бударана должен быть как-то похож на Теслу. Не шибко мускулистый, с палкой, но тем не менее власть держащий, и немалую.
Старик Конклав, как его называла молодежь, или просто Старикашка. Известен своими маразмами на старости лет, но тем не менее тиран и деспот, чей образ красной нитью тянется через всю книгу. Наиглавнейший коммуняка страны на фоне символа коммунистов. Одет совсем неуставным образом - в свободные тряпки, не сковывающие движений. На традиции срал с высокой колокольни.
Тоже любитель одеваться во все заграничное. Кассе в молодости был слугой на Юге, как уже упоминалось. и с тех пор пребывание на Бударане ему в тягость. В этом плане он антагонист Ма-Ры, который высоко чтит землю отцов. Иными словами, хорошо там, где нас нет. Но этот тезис для Кассе - пустой звук. Он был ТАМ и знает, где лучше. Кстати, не думайте, что он чист как слеза младенца. За ним еще есть список грехов.
Ну и судите сами: каково такому стройненькому смазливому мальчику быть под конец раздувшимся от жира моральным уродом?
Вечный ребенок, который охотно перенимает традиции чужестранцев. Доподлинно неизвестно, что послужило причиной ее странного психического растройства. Известно только, что она пребывает в веселом неадеквате, от которого всем хочется застрелится. Нефункциональна. Тепличное растение. Поговорка "Кто-то вишни ест, а кто-то их на ухо цепляет" - это про нее.
Как ни странно, никакого отношения к Бударану это странное существо не имеет. Сурт - это бог-дракон, главный антагонист ГГ юциге из эпопеи, совсем не относящейся к событиям Бударана. Божественность его заключается в том, что его крайне тяжко выпилить, ибо он могущественный колдун и может устроить портативный экстерминатус. По сути, это демоническая личность навроде Кремневой Куклы Загура. Был создан лет 10 назад и в наше время переработан с другой точки зрения. У него был еще один дракон-напарник.
Чота я в последние дни как пулемет работаю над Будараном.
Вот текст к последней картинке.
читать дальше … Это были грустные дни, когда мы ехали на Север, подальше от пыльного города и начхав на все конфликты и заварушки местных властей. Нам было плевать, потому что мы возвращались домой. Вместе! Наконец-то вместе! Мы приедем туда и начнем новую жизнь, мы отстроим города, мы вернемся к холодным рекам и домам, высеченным из скал, к огромным просторам и к своей земле, дышащей утренней свежестью и наполненной целым ворохом странных бестелесных существ. Мы возвращались домой и тоска сжирала каждого. Мыслями все уже были на Бударане, а тела были прикованы к поезду и к пыльным дорогам. Я часами сидел подле Кассе. С того самого дня, как его притащили сюда, он без конца плакал и хватался за левую грудь. Он протягивал ко мне слабые руки и, натужно дыша, просил его не убивать - он повторял всё в точности то же самое, что говорил мне, когда я тащил его из борделя. - Маренька, не убивай меня! Я всего лишь несчастный калека… Я виноват… но ты же умеешь прощать, Ма-Ра! Ты не убьешь своего друга… Не надо, Маренька, не смотри на меня так, не пытай меня! Мне и так уже недолго осталось… Нет… Я не хочу умирать… Дай мне пожить немножечко, совсем немножечко! А я ему говорил: - Ты однообразен, Каська. Но ненавидеть его я уже не мог. Что-то в последнее время во мне проснулось слишком много человеколюбия, это опасно. Кассе мне было жалко. И все ж даже в этом плачевном состоянии он оставался объектом моих насмешек. Тогда он ревел пуще прежнего, мне порой казалось, что его глаза не высыхают ни на минуту и что ему его положение вечно бедствующего толстяка-неудачника очень даже нравится. И бывают же такие придурки на свете, чтобы радовались своей болезни и испытывали извращенное удовлетворение от чужого сочувствия! Он сам не хотел выздоравливать, и, как будто лишившись последних крох разума, сам разрывал свои раны, дабы они болели еще больше и люди проливали уже не ручьи, а водопады жалостливых слез Я этому великому актеру вначале с удовольствием подыгрывал, ибо он был смешон. Кассе постоянно хотелось есть и он просил, молил, требовал пищу. Тогда я сказал: - Вот бочка с яблоками, вот бочка с водой. Это твоя пища на следующий месяц и другой ты не получишь. Все слышали? - обратился я к команде. - Кто даст ему что-то погрызть - заставлю есть шнурки от ботинок! На том и порешили. Женщин я не подпускал к зеленому и на пушечный выстрел, ибо их сердобольность могла оказаться для него смертельной. Единственное, что могли делать женщины в моем присутствии - смывать пот и грязь с его тела, и то, этим нормально могла заниматься только Настурция, у Инени мозг был повернут в совершенно иную степь, как то выпученными глазами рассматривать старого знакомого, осторожно тыкать его пальчиком и издавать нечленораздельные вздохи. Кассе страшно расстроился, конечно. Он перетерпел день на этом провианте, другой, третий… У него началась страшная ломка. Когда я подходил к нему с кормежкой, он неизменно молил меня дать хотя бы кусочек чего-то "съестного". - Маренька, голубчик, хоть одну ложечку масла! Хоть один кусочек мясца! Ну пожалуйста! Я больше не попрошу! Вот такой, вот меньше мизинца! Это ничего не изменит. - Раз ничего не изменит - так и есть его нечего, - пожимал плечами я, растирая яблоки на кашу. - Открывай рот. Тогда Кассе прибегал к своим излюбленным методам. - Ма-Ра, нельзя так сразу забирать всю пищу! Нужно постепенно, иначе организм не выдержит таких резких перепадов. Я говорю тебе это как врач. - Я разве забираю у тебя пищу? Вон я ее сколько в тебя пихаю, ты, водяной матрац! - Ну нельзя же всю жизнь на одних яблоках!.. - Можно. - Ма-Ра, а ты печь умеешь? - Умею. А что тебе спечь? - Я тоже решил сыграть великого актера и сделал вид, будто действительно готов уступить. - Пирог с паштетом, или может маленькие пирожки с мясом, как на Юге делают? Или жаркое из певчих дроздов и голубей… Или яичницу на масле, такую, чтоб на всю сковороду десять яиц? О, я знаю: мы купим молочного поросенка и зажарим его. А сверху польем чесноком. И он будет пахнуть на всю округу, и всякие бездельники будут сбегаться, чтоб нюхнуть его. Но им ничего не достанется, а все достанется моему зелененькому обжорке Кассе! - Я ущипнул его за толстую щеку и умилительно сложил ладони возле лица. Бедняга изошел слюной, однако понимал, что если что-то и получит, то только шиш без масла. - Издеваешься? - насупился Кассе. - Ага. - улыбнувшись, сказал я и поднес к его рту ложку с кашей. - Жри свои яблоки. Так я его кормил с неделю, и всё это время он усердно просил дать хотя бы кусочек чего-то кроме яблок. - Маренька, ну хоть немножечко! - Что тебе немножечко, Кассенька? - Ну хоть хлебушка… хоть черного и черствого… - Хлебушка-припевушка! Э, да что там, какой хлебушек? Я вот тебе достану пшеничных блинов в масле и оладушек. Южанских оладушек, румяных, как твои щечки и таких же пухлых! И греночек с маслом! И пирогов с маслом, и… - Дурак… - Ага. Кушай яблочки, образинушка моя. Попытки эти были бесконечны. - Господин мой, не дашь мне хотя бы сушеной солонины? - Солонины? Тебе? Ты думаешь, что я, великий воин, буду давать лучшему другу какое-то жесткое сушеное мясо? Вот доберемся до города - я пожарю тебе колбас. Тамошние колбасы длиной в три локтя, пахнут изумительно и жир стекает с них, как с твоего подбородка слезы. А как они непревзойденно шипят на огне! И как они туго набиты превосходной свининой и салом - ну совсем как ты! Я буду скармливать ее тебе целыми мотками и смотреть, как ты будешь хорошеть с каждым днем, мой толстоморденький пузанчик. - Я понял, я жру яблоки. Бывали дни, когда я начинал первый. - Каська, я вот всё думаю, зачем мы тебе нанесли тут кучу одеял и подушек? У тебя на спине такой тюфяк вырос, что спокойно можешь спать на полу. Он обижался, но ел яблоки. А бывало и такое, что когда я в очередной раз вырастал перед ним с миской яблочной каши, он заливался слезами и мотал головой, жалобно смотря на это божественное блюдо. Тогда я делал вот так - хряп! Ложкой по лбу, и все дела. Он открывал свои дрожащие уста и давился этой несчастной кашей, заедая ее слезами. А однажды он смиренно всё проглотил и, когда я уже собирался уходить, схватил мою руку. - Ма-Ра… Не уходи. - А я думал, я уже надоел тебе со своими яблоками. - Не уходи… Мне страшно. - Что случилось, Кассенька? - Мне плохо… - Сердце? - Да… Я сел рядом и погладил его по голове. - Ты спи. - Я устал спать. - Дитятко, ну что мне сделать? Каких лекарств тебе достать? Каких слов нашептать тебе в уши? Он обнял мою руку, как будто тряпичную куклу. - Не надо мне лекарств. Ты только есть мне не давай. Сдерживай меня, потому что… сам я уже не смогу. - Ну, теперь я верю, что говорю с врачом. Хотя, ты мог об этом и не просить. Он помолчал. - Слушай, расскажи мне ту легенду про бога ночи. Я удивился этой просьбе, но, поразмыслив, сказал: - Хорошо. Слушай… Я примостился удобней и рассказывал до самой полуночи про того, кто нас обоих сводил с ума.
Да, я на него был зол. И все же это был единственный человек, о котором я впервые молился и грозил Загуру всеми известными мне муками, если он заберет его у меня в свой далекий, темный мир.